Виктор Радзиевский - интервью для портала JazzPeople!

Джазовый продюсер Виктор Радзиевский родился и вырос в Москве. Любовь к джазу мальчику с детства привила мама – в доме постоянно в записи звучали импровизации великих исполнителей и композиторов. Потом Витя сам стал коллекционировать пластинки и заслушиваться джазовыми соло.

Несмотря на то, что джаз окружал юношу с малых лет, по образованию Виктор – политолог. Со временем однако он признал, что его душа больше лежит к тому, чтобы быть в искусстве – помогать взращивать и развивать его. После первых успешных шагов в этом направлении, он понял, что обрел свое призвание.

В интервью JazzPeople Виктор Радзиевский рассказал о джазовом бизнесе в России и за границей, за что любит свою работу и о личном отношении к музыкантам.

– Джазовый концерт, как и любое другое мероприятие, требует подготовки. Витя, расскажи о наиболее важных этапах организации, и с какими трудностями тебе приходится сталкиваться чаще всего?

– Организация концерта – рутинный процесс, и в нем мало интересного. Нужно обо всем договориться, все предусмотреть и спланировать. Каждый раз разные декорации, но механика в целом одинаковая.

Все самое интересное начинается во время концерта, ради чего все затевалось. Единственная по-настоящему значимая трудность, о которой стоит упомянуть, это бесконечный процесс убеждения. С одной стороны, концертного директора (клуба, филармонии, концертного зала), а с другой, потенциальных слушателей.

Важно показать, что ты не просто так имеешь свой хлеб и неспроста предложил именно этих музыкантов и именно эту программу. В сущности работа продюсера схожа с фокусником и заключается в том, чтобы постоянно вытаскивать зайца из шляпы, причем каждый раз нового.

– Что для тебя самое любимое в работе музыкального продюсера?

– Для начала фантазировать и вдохновляться. Перед тем, как затеять что-то новое, у меня появляется много абсолютно разных идей, пока не останется та самая, на которую я и бросаю все силы. Кого-то пугает чистый лист бумаги, но лично я вижу в нем бесконечное разнообразие возможностей.

Еще люблю путешествия и общение. Ни за что бы не отказался от сопровождения своих музыкантов, например, во время гастролей. Время до и после концерта, когда происходит просто общение: мы дурачимся, обедаем, планируем концерт, пьем чай в поезде или ищем нужные ворота на посадку в самолет. Во всем этом много неформального и очень человеческого.

Белый лист – это бесконечное разнообразие возможностей.

Люблю тот момент, когда от меня больше ничего не зависит. Это тонкая грань, которая разделяет время подготовки к концерту и волнения за каждую мелочь и мгновенье, когда со сцены звучит первая нота. Тогда я понимаю, что уже сделал все что мог и никак не можешь повлиять на то, что случится дальше. Я смотрю на публику, на то, как она реагируют: улыбаются ли люди, морщат ли лоб, нравится ли им происходящие.

А потом звучат первые аплодисменты, и начинается подлинный обмен флюидами из зала и со сцены. Тут я понимаю, что я на своем месте. Иногда я люблю закрывать глаза и просто слушать аплодисменты.

– Тебе больше нравится проводить концерты здесь, в России, или в зарубежных странах?

– Сложно ответить однозначно. За рубежом, например, в Европе, чувствуешь больше ответственности, просто потому что хочешь или не хочешь, но ты также представляешь и свою страну, поэтому вдвойне приятно, если все проходит хорошо.

Во всем этом есть легкий интеллектуальный снобизм. Еще бы… русские и джаз.

Еще там более избалованная публика, которая лучше знает джаз, чем наша аудитория. Тебя и твоих музыкантов изучают, словно под микроскопом. Во всем этом есть легкий интеллектуальный снобизм. Еще бы… русские и джаз. Казалось бы, что общего?! Вначале, все обычно немного напряжены – и музыканты, и слушатели. Мне нравится, наблюдать, как европейцы удивляются нашим музыкантам. Сейчас я работаю над тем, чтобы видеть это почаще.

Вместе с тем, я не устану повторять, что русская публика – самая добрая, искренняя и честная. Она умеет искренне удивляться, хлопать и слушать как никто другой. В ней много глубины. И это сказано не для красного словца. В Европе мне, продюсеру, почти никто и никогда не говорит «спасибо», а в России – каждый концерт.

– Как ты считаешь, в России современный джаз процветает? И далеко ли ему до европейского и западного?

– Тенденция последних нескольких лет мне определенно нравится. Некоторые музыканты перестали смотреть только в прошлое и стали больше прислушиваться к себе и собственным идеям. Раньше было достаточно хорошо играть Чарли Паркера и петь Эллу Фицджеральд. Сегодня в джазе важно сочинять и исполнять свой самобытный авторский материал, который, разумеется, базируется на личном опыте и национальной музыкальной традиции (классике, фольклоре).

Сегодня в джазе важно сочинять и исполнять свой самобытный авторский материал.

Конечно, проще заниматься копированием и идти по давно проложенным дорогам, но лишь новаторство позволит по-настоящему остаться в истории и сотворить что-то на все времена. Таким музыкантам все еще не просто, но они находят способы и пробиваются, убеждают публику экспериментировать вместе с ними.

Среди таких коллективов на сегодняшний день я бы выделил LRK Trio, Наталью Скворцову, Алину Ростоцкую и группу Jazzmobile, , Юлию Перминову, Дмитрия Илугдина и пару других проектов. В размахах страны этого, конечно, мало, но это уже что-то, и думаю, что тенденция сохранится, и скоро мы услышим новые имена. Уже через 10 лет вы не узнаете отечественную джазовую сцену.

Приятно и то, что в последнее время эти коллективы стали гастролировать и выступать за рубежом, а также получать поддержку внутри страны. Недавно я вернулся из гастролей по Италии вместе с пианисткой и композитором Натальей Скворцовой. Все прошло очень хорошо – несколько крупных фестивалей и концерты в джаз-клубах.

Те музыканты, которых я перечислил выше, развивающиеся в направлении современной импровизационной музыки, иностранцам не уступают нисколько, равно как и джазовые музыканты, исполняющие более консервативный мейнстрим, фьюжн или даже авангард. В России у музыкантов весьма хороших уровень, который не ниже среднеевропейского.

– Как приходится работать с аудиторией? Ведь «собрать людей на джаз» бывает не так просто. И какая она, это аудитория джазовых любителей?

– Я уже приводил аналогию с фокусником. Если тему развить, то можно добавить, что важно себя зарекомендовать как хорошего фокусника. Когда я создал джазовое агентство VR Jazz Agency, то сформировал определенный бренд, который, как бы мне хотелось, должен ассоциироваться у любителей джаза с понятиями «качество» и «неординарность».

Я стараюсь работать с публикой напрямую через социальные сети, а также непосредственно на концертах, создавая своего рода комьюнити между мной, музыкантами и теми, кому их музыка интересна.

Порой люди идут на концерт вслепую, например, на нового артиста, которого никогда не слышали. Они не знают, чего ожидать… Но рядом на афише стоит либо мое имя, либо логотип агентства и ситуация немного проясняется. Они приходят послушать, что я им предложил. И этот момент для меня отчасти сакральный. Он дает повод гордиться своей работой.

Так происходит в Москве, Санкт-Петербурге, других городах страны и с недавнего времени за рубежом. Это мой стиль работы, по этой же самой причине я чаще всего сам представляю артистов публике и смотрю ей в глаза, принимая благодарность или даже негодование.

Во всем этом есть легкий интеллектуальный снобизм. Еще бы… русские и джаз.

Еще там более избалованная публика, которая лучше знает джаз, чем наша аудитория. Тебя и твоих музыкантов изучают, словно под микроскопом. Во всем этом есть легкий интеллектуальный снобизм. Еще бы… русские и джаз. Казалось бы, что общего?! Вначале, все обычно немного напряжены – и музыканты, и слушатели. Мне нравится, наблюдать, как европейцы удивляются нашим музыкантам. Сейчас я работаю над тем, чтобы видеть это почаще.

Вместе с тем, я не устану повторять, что русская публика – самая добрая, искренняя и честная. Она умеет искренне удивляться, хлопать и слушать как никто другой. В ней много глубины. И это сказано не для красного словца. В Европе мне, продюсеру, почти никто и никогда не говорит «спасибо», а в России – каждый концерт.

– Как ты считаешь, в России современный джаз процветает? И далеко ли ему до европейского и западного?

– Тенденция последних нескольких лет мне определенно нравится. Некоторые музыканты перестали смотреть только в прошлое и стали больше прислушиваться к себе и собственным идеям. Раньше было достаточно хорошо играть Чарли Паркера и петь Эллу Фицджеральд. Сегодня в джазе важно сочинять и исполнять свой самобытный авторский материал, который, разумеется, базируется на личном опыте и национальной музыкальной традиции (классике, фольклоре).

Сегодня в джазе важно сочинять и исполнять свой самобытный авторский материал.

Конечно, проще заниматься копированием и идти по давно проложенным дорогам, но лишь новаторство позволит по-настоящему остаться в истории и сотворить что-то на все времена. Таким музыкантам все еще не просто, но они находят способы и пробиваются, убеждают публику экспериментировать вместе с ними.

Среди таких коллективов на сегодняшний день я бы выделил LRK Trio, Наталью Скворцову, Алину Ростоцкую и группу Jazzmobile, , Юлию Перминову, Дмитрия Илугдина и пару других проектов. В размахах страны этого, конечно, мало, но это уже что-то, и думаю, что тенденция сохранится, и скоро мы услышим новые имена. Уже через 10 лет вы не узнаете отечественную джазовую сцену.

Приятно и то, что в последнее время эти коллективы стали гастролировать и выступать за рубежом, а также получать поддержку внутри страны. Недавно я вернулся из гастролей по Италии вместе с пианисткой и композитором Натальей Скворцовой. Все прошло очень хорошо – несколько крупных фестивалей и концерты в джаз-клубах.

Те музыканты, которых я перечислил выше, развивающиеся в направлении современной импровизационной музыки, иностранцам не уступают нисколько, равно как и джазовые музыканты, исполняющие более консервативный мейнстрим, фьюжн или даже авангард. В России у музыкантов весьма хороших уровень, который не ниже среднеевропейского.

– Как приходится работать с аудиторией? Ведь «собрать людей на джаз» бывает не так просто. И какая она, это аудитория джазовых любителей?

– Я уже приводил аналогию с фокусником. Если тему развить, то можно добавить, что важно себя зарекомендовать как хорошего фокусника. Когда я создал джазовое агентство VR Jazz Agency, то сформировал определенный бренд, который, как бы мне хотелось, должен ассоциироваться у любителей джаза с понятиями «качество» и «неординарность».

Я стараюсь работать с публикой напрямую через социальные сети, а также непосредственно на концертах, создавая своего рода комьюнити между мной, музыкантами и теми, кому их музыка интересна.

Порой люди идут на концерт вслепую, например, на нового артиста, которого никогда не слышали. Они не знают, чего ожидать… Но рядом на афише стоит либо мое имя, либо логотип агентства и ситуация немного проясняется. Они приходят послушать, что я им предложил. И этот момент для меня отчасти сакральный. Он дает повод гордиться своей работой.

Так происходит в Москве, Санкт-Петербурге, других городах страны и с недавнего времени за рубежом. Это мой стиль работы, по этой же самой причине я чаще всего сам представляю артистов публике и смотрю ей в глаза, принимая благодарность или даже негодование.

Аудитория, которую мне удалось собрать за эти годы, очень интеллектуальна, любопытна и внимательна к деталям. Мне приятно с ней работать.

– По твоему опыту, зрители чаще идут на современный джаз или традиционный? На молодых музыкантов или уже раскрученных?

– Этот вопрос из разряда философских, касающийся людской натуры в целом. Человек – новатор и стремится ко всему новому и экспериментальному, или же человек – консерватор и предпочитает наслаждаться тем, что уже хорошо знает.

В первую очередь, безусловно, идут на традиционный джаз и слушают раскрученных исполнителей. Но здесь есть одно «но». Все консервативное когда-то было чем-то новым, и это скорее вопрос времени, когда современный джаз назовут каким-то определенным термином и поставят на полку истории. Придут новые творцы, для которых те догмы, которые мы защищаем, будут казаться консерватизмом.

Один немецкий философ середины XIX века, описывая прогресс и отношение к нему людей, говорил о том, что есть изобретатель (тот, кто что-то придумал), 5 человек которые ему поверили и поддержали, 100 те, кто стали это изобретение использовать, и остальные миллионы людей, которые стали эту сотню пародировать.

Люди ходят слушать традиционный джаз и раскрученных исполнителей, но эта аудитория почти не растет, а у новаторов она прибавляется в прогрессии.

– Ты постоянно находишься в разъездах – как к этому относятся твои близкие? Они поддерживают тебя?

– Мои главные близкие люди – это мама и папа, и они, как положено настоящим родителям, просто радуются тому, когда я счастлив, а я, в свою очередь, счастлив колесить по миру без остановки и делать то, во что верю. Недавно мне исполнилось 27 и, подсчитав, мы поняли, что я побывал в большем количестве мест, чем они за их совместную сотню. Как такое можно не поддерживать! Это не работа, а настоящий подарок!

– Музыканты, концерты которых ты поводишь, уже наверняка стали друзьями. Как ты думаешь, такие дружеские отношения благотворно влияют на рабочий процесс? Бывают ли сложные ситуации?

– Личные отношения и симпатии имеют для меня особое значение. Мне тяжело работать с людьми, сохраняя лишь формальные отношения, в этих случаях я просто не получаю удовольствия. Всей своей работой я пытаюсь доказать, что дружба и доверие только способствуют бизнесу. Все же мы не пылесосы в магазине продаем, а создаем искусство и делимся им с людьми. Это очень энергозатратное дело. Тем не менее, важно очертить границу и разделять профессиональное и личное.

Перед тем, как пригласить музыкантов к сотрудничеству, я сначала позволяю себе влюбиться в их творчество.

Представьте, что вы отправляетесь в гастроли на месяц по Сибири и Дальнему Востоку с людьми, до которых вам дела нет, или же теми, кто вам не нравится. День за днем вы с ними, в поезде, машине, гостинице. Это напоминает уже какую-то пытку, а не работу.

Перед тем, как пригласить музыкантов к сотрудничеству, я сначала позволяю себе влюбиться в их творчество, проникнуться их человеческой стороной, понять мотивы и поступки, как они думают, и уже затем предложить сотрудничество. Отношения музыкантов и продюсеров во многом напоминают семейные. А в семье случаются конфликты. Мы и ругаемся, и даже пару раз почти доходило до драки. Но я еще не сталкивался с ситуациями, когда бы я не справился и мне пришлось сотрудничество оборвать. Надеюсь такого не случится и впредь.

– Какое твое кредо, с которым ты шагаешь по жизни?

– Мне нравится высказывание Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю». Обычно добавляю: «Я знаю, что ничего не знаю, но если я ничего не знаю, то как я могу что-либо отрицать?»

У меня философский склад ума. Мне нравится познавать окружающих мир, а новые вопросы я люблю еще больше, чем открывшиеся мне ответы.