Известный американский пианист Jon Davis дал интервью Виктору Радзиевскому

Джон Дэвис на джазовой сцене - уже более трёх десятилетий. В историю джаза он вошёл прежде всего как участник фортепианного трио, в котором играл великий бас-гитарист Жако Пасториус (Jaco Pastorius): в середине 1980-х Пасториус, Дэвис и барабанщик Брайан Мелвин гастролировали по Европе под вывеской The Brian Melvin Trio, и в этом качестве выпустили выдержанный в акустическом джазовом звучании альбом "Standards Zone", а также ряд электрических записей в стилистике фьюжн. Однако ещё до этого пианист играл в квартете саксофониста Джона Хэнди (John Handy) и в ансамблях других джазовых звёзд в Сан-Франциско, куда он переехал из Нью-Йорка в начале 80-х. Его игру можно услышать на альбомах Джо Хендерсона (Joe Henderson), Стэна Гетца (Stan Getz), Ларри Гренадира (Larry Grenadier), Джеффа Балларда (Jeff Ballard) и других легенд.

Дэвис вернулся в родной город в начале 90-х, став пианистом-резидентом нескольких ведущих нью-йоркских джаз-клубов - Blue Note, Smalls, Sweet Basil, Birdland и Smoke; в последнем он играл как член биг-бэнда Билла Мобли (Bill Mobley), с которым записал "живой" альбом. В Нью-Йорке Джон преподаёт на джазовом отделении Университета The New School и записывает сольные альбомы; самый новый из них, "Happy Juice", вышел на нью-йоркском лейбле Posi-Tone в июле 2017 года. Дэвис много гастролирует по миру, играет с музыкантами из Нидерландов, Турции, Японии - а с некоторых пор его можно встретить и в России.

Накануне своего большого российского турне Джон Дэвис отвечает на вопросы московского джазового продюсера и журналиста Виктора Радзиевского, а также дает ценный совет молодым музыкантам.

Виктор Радзиевский: Джон, вы в этом году вернулись в Россию и вновь пригласили к сотрудничеству таких замечательных музыкантов, как Григорий Зайцев и Игорь Игнатов. Не могли бы вы описать ваши впечатления от совместной работы с ними?
Джон Дэвис: Это настоящая эволюция! Это всего лишь второй мой приезд сюда, но с Игорем и Григорием мы познакомились много лет назад в Турции, в Стамбуле. Затем долгое время мы не виделись и не общались. В прошлом году мы воссоединились, и теперь развиваем наш музыкальный "разговор" друг с другом. И в этом году мы продолжаем с того места, на котором расстались. Нам посчастливилось записать диск, и он стал чем-то вроде дневника нашего прошлогоднего тура. Сейчас мы продолжаем развиваться и работаем над приданием нашему трио всё более и более индивидуальное звучание. Именно отсюда родилась идея адаптации некоторых русских тем. Чем больше мы играем, чем больше мы разговариваем, тем лучше получается звучание трио - мы становимся единым целым.


Виктор Радзиевский: Если у вас два или три музыканта, вы им уделяете больше внимания, нежели чем целому оркестру? 
Джон: Безусловно! Плюс, у нас есть возможность играть каждый вечер, и это настоящая роскошь, потому что это дает импульс к развитию, чего сложно добиться, например, в Нью-Йорке, когда постоянно играешь с разными людьми. Но когда наше трио гастролирует, мы выступаем каждый вечер, и это очень помогает нам расти и развиваться.


Виктор Радзиевский: Во время прошлых туров вы сыграли много jam sessions и видели, как играли разные музыканты в России. Скажите, есть ли у нас какая-то особенность, отличающая именно российских музыкантов? Что вы думаете о нашей джазовой сцене? 
Джон Дэвис: Еще до приезда в Россию я знал довольно много российских музыкантов в Нью-Йорке…

Виктор Радзиевский: Кого, например? 
Джон Дэвис: Например, Бориса Козлова. Мы недавно записывались вместе. Я знаю Бориса много лет, и мы много играли вместе в течение последних 6-7 месяцев. Еще я знаю Дмитрия Колесника и Мишу…не помню, как произносится его фамилия…Замечательный пианист. Он давно в Нью-Йорке. И есть еще один Миша в Нью-Йорке, и они оба - просто великолепные музыканты! Я имел возможность оценить уровень российских исполнителей задолго до того, как приехал сюда. А когда приехал, познакомился и продолжаю знакомиться еще со многими. Прелесть джаза состоит в том, что это универсальный язык. И все музыканты слушают одни и те же записи - Майлза Дэвиса, Джона Колтрейна,- и на каком-то уровне у всех музыкантов много общего. Но одна из причин, по которой мне захотелось исследовать классические русские произведения, заключается в том, что у вас очень сильна традиция классического музыкального образования, и существует очень много великолепных российских музыкантов с классической подготовкой.

Виктор Радзиевский: С другой стороны, многие российские музыканты очень консервативны. Как вы думаете, что важнее на настоящий момент для джазового музыканта: пытаться повторить великих, чтобы понять корни или эксперименты с целью найти свое собственное звучание, собственную этническую идею – для российских музыкантов это могла бы быть идея использования некоторых национальных музыкальных традиций. Что важнее? 
Джон Дэвис: Я бы сформулировал это иначе и посмотрел на этот вопрос вот с какой стороны. Я думаю, суть джаза в том, чтобы органично впитывать всё, что можно, из того, что тебя окружает,- всё, что находит у тебя отклик. Когда я рос, вокруг было много блюзовой и фолк-гитарной музыки, и мне это очень нравилось. Я учился играть на гитаре, и до сих пор отдаю дань исполнителям тех лет - это слышно в моей музыке.

Виктор: Я знаю, что вы играли с Джоном Хэнди... 
Джон: Да. И представьте, я как-то записывался с барабанщиком из Allman Brothers, а я вырос на этой группе. Это было потрясающе. Я рос на музыке, которая была популярна в тот момент, а все кругом слушали The Beatles. Знаете, так интересно, когда я называю некоторые песни Beatles в разговоре с молодыми людьми из разных стран и они не знают их! Это просто поразительно для меня, так как я считаю Beatles универсальным явлением. Но я говорю это к тому, что я стараюсь впитать всё, что могу. The Bird of Flack, Leon Russell - и затем, когда я пришел в джаз, я начал с Билла Эванса (Bill Evans) и Хэрби Хэнкока (Herbie Hancock). Так что, если всё же попытаться ответить на ваш вопрос, важно впитать всё, что любишь и затем "переплавить" это в свою музыку.
Мне нравятся, например, Тедди Уилсон (Teddy Wilson) и Эрл Хайнз (Earl Hines), так что я много думал о левой руке. Некоторым, знаете, нравится так играть - левая рука свисает, и это здорово. И я много слушал музыкантов, которые используют большие пальцы рук для других голосов. Не знаю, важнее ли одно другого,- это, вероятно, индивидуально. Есть потрясающие музыканты, вы слышите их и моментально говорите: "О, Ли Морган! Ты играешь как Ли Морган!". И, может быть, это то, к чему они стремятся. Но это не то, что меня захватывает.

Виктор: Есть одно видео, где вы играете стандарт "The Invitation" - и в какой-то момент я заметил сильное влияние классической музыки, может быть, Баха. Это длилось буквально секунду. В следующий момент я замечаю влияние Тайнера (McCoy Tayner) – вы играете современную музыку внутри стандарта, и в следующий момент это уже современная музыка в духе минимализма. Это ведь не так просто совместить. 
Джон: Да, это все там есть. И это то, что и есть джаз для меня. Вы упомянули "Invitation" - у этой композиции такая сильная структура. Это американский песенный стандарт, который позволяет вам делать всё, что угодно, до тех пор, пока вы сохраняете "скелет" неприкосновенным. И именно в этом его прелесть для меня. Именно это меня интригует, когда я слышу подобное. Всегда есть кто-то, кто находит новый способ соединять пресловутые двенадцать нот вместе. Но нельзя сказать, что это важнее. Это сильнее меня интригует, я бы так сказал. Это то, что делали мастера, которыми мы восхищаемся. Джон Колтрейн (John Coltrane) взял то, что было до него… Но и сейчас это происходит. Есть музыканты, которые впитали всё сделанное до них и придали этому новую перспективу.

Виктор: Меня невероятно впечатлила ваша техника и метод игры - мягкий, элегантный, пластичный. Мне показалось, вы уделяете большое внимание тому, что можно назвать хореографией пальцев во время исполнения. Это действительно так? 
Джон: Может быть, не столь осознанно, но, полагаю, да.

Виктор: Вы делаете для этого что-то особенное? Что-то вроде репетиции для пальцев? 
Джон: Для меня очень важна физическая связь с фортепиано и я ищу её, да. Бах, конечно, непревзойдённый учитель в этом смысле, в тренировке взаимодействия с клавиатурой. Он делает все пальцы и каждую из рук равно значимыми, поэтому я всегда воспринимал это взаимодействие скорее не как хореографию, а как хор, в котором каждый палец - это индивидуальный голос, и очень важно осознавать это, потому что это как большой хор. Я стараюсь думать о каждом пальце, насколько возможно.

Виктор: Есть музыканты, которые исполняют импровизации, но им не нравится говорить, что они исполняют джаз. Они говорят: "Мы исполняем World Music" или "Мы исполняем импровизационную музыку". Где этот момент, когда заканчивается джаз и начинается импровизационная музыка? 
Джон: Не уверен, что на этот вопрос можно ответить однозначно. Частично этот вопрос касается семантики музыкального языка. Кто-то слышит слово "джаз" и представляет то, чем джаз был очень-очень давно – Луи Армстронг, Тедди Уилсон. Или скажите "биг бэнд" - и люди сразу подумают о Глене Миллере.

Виктор: То есть, это зависит от того, как мы это называем? 
Джон: Это также сильно зависит от того, с кем вы разговариваете и каково их понимание слова "джаз". Многие музыканты жалуются, что джаз пропал с джазовых фестивалей, там теперь только блюз или рок, но не джаз.

Виктор: Но вы ведь сказали, что джаз - это универсальный язык. И можно найти элементы джаза в электронной музыке, acid jazz, в авангарде… 
Джон: Именно.

Виктор: Например, есть два музыканта, которые играют примерно одну и ту же музыку, и один из них говорит: "это джаз". И для него действительно важно называть эту музыку джазом, потому что тогда он чувствует себя частью чего-то большего, чем он сам, частью этой культуры, этого мира. И есть другой, который говорит, что исполняет свою собственную, импровизационную музыку. 
Джон: Иногда очень важно вспоминать, что джаз не отделён от жизни, он - часть жизни. И в жизни есть также политика, и философия, и иногда это всё смешивается. Иногда музыкантам в дополнение к музыке хочется рассказать, откуда пришла музыка, которую они исполняют, и кто, по их мнению, её создал. Все имеют право на самовыражение и могут общаться так, как им хочется. Поэтому иногда могут возникать споры, скажем так. Мы можем назвать их проблемами, но это на самом деле споры. Есть музыканты в Нью-Йорке – некоторые довольно хорошо известные – у которых есть сильное убеждение по поводу того, как надо называть эту музыку, кто на самом деле её изобрёл, и кто отвечает за неё.

Виктор: А какова ваша концепция? 
Джон: Для меня это не столь важно. Как я уже сказал, я люблю блюзовую гитару и я люблю классическую музыку. Я слушал Баха в своем номере весь день сегодня – "Хорошо темперированный клавир" - всевозможные версии на YouTube. Весь день. Есть, знаете ли, много людей, кто его исполняет. Сегодня YouTube и интернет очень сильно влияют на весь процесс развития музыки. За последние десять лет информация начала передаваться, распространяться повсюду,- впервые в истории. И если вам пять лет, или два года или даже года нет, и ваши родители что-то смотрят на YouTube, вы можете найти и увидеть там все, что угодно, если вы достаточно заинтересованы. Раньше ведь так не было. Вам надо было отправиться в какой-нибудь город, может, в Нью-Йорк, но я думаю, - и я не скажу, что сейчас всё на 100% по-другому, но процесс меняется, и мы видим процесс "впитывания" по всему миру, который нельзя отрицать. Вот вы упоминали джемы…Последний раз, когда я был в России, мы выступали в Саратове - и я встретил ребят-студентов, которые смотрят прямые трансляции из Смоллз, и они знают всех музыкантов и все имена. И они хорошо играют! И это удивительно, что они смотрят трансляции из Смоллз. Это же маленький джаз-клуб в Нью-Йорке, он в прямом эфире всё время.

Виктор: Мне кажется, что джазовый рынок сейчас в упадке, потому что академия Джуллиард, Беркли, многие другие музыкальные университеты каждый год выпускают на рынок много молодых, талантливых музыкантов, что создаёт высокую конкуренцию среди них, но даже если вы начнете выигрывать в этой конкурентной борьбе, лучшее, на что можно рассчитывать,- это нью-йоркский клуб, или европейский - я уж не говорю о России – с гонораром 50-200 долларов. М видим много талантливых, молодых профессиональных музыкантов, они взрослеют, приходят другие молодые, но вот эта ставка $50-200 остается. Для молодых профессионалов - я не говорю о звёздах. И если они хотят поехать выступить в Украине, Белоруссии или даже в Санкт-Петербурге, их гонорар составит 100 долларов, но транспортные расходы будут 200. Безвыходная ситуация. Остается сидеть дома, давать уроки, или пойти поработать на частной вечеринке, сыграть там какую-нибудь дрянную поп-музыку. Что вы можете посоветовать молодым музыкантам? Как им найти себя, свое место внутри этого джазового рынка в этой ситуации? 
Джон: Это непросто! Послушайте, я много раз об этом говорил за последние годы. Мой самый ценный совет молодому человеку, у которого есть выбор, который хочет заниматься джазом, но думает, что может заниматься чем-то ещё: занимайтесь чем-то еще! Если у вас есть возможность выбора – пользуйтесь этой возможностью. В джазе могут выжить только люди, для которых нет выбора, которые могут заниматься только джазом. Вы правы, это очень сложно. Потому что когда вы в Нью-Йорке и заходите в маленькие клубы, вы видите невероятное число потрясающих музыкантов, живущих как…

Виктор: Как хиппи? 
Джон: Ну, не знаю.

Виктор: Ведь известны истории о музыкантах, которые приезжают в Нью-Йорк в надежде поступить в колледж Беркли - и живут на станциях метро. 
Джон: Они делают то, что должны, что им приходится. Это трудно, да. И эта ситуация с образованием в университетах очень напоминает классическое музыкальное образование. Эти перемены происходили на моих глазах. Кажется, моё поколение - последнее, когда вы могли научиться на улице или выступая с танцорами. Теперь все музыканты выходят из университетов. Не думаю, что это хорошо или плохо,- это просто эволюция жизни. Все эти ребята, которых вы упоминали – Брэд, Курт, Мелисса – все учатся в университетах и выиграли у конкурентов, так что это изменяет расстановку сил. И интернет – люди бронируют туры самостоятельно, покупают там музыку – теперь это так, совсем иначе. И вы не так сильно зависите или совсем не зависите от лейбла. Студенты говорят: "Я хочу свой альбом" - и записывают свой альбом. Это фантастика! 25 лет назад вы не могли записать свой альбом сами. Не было ни компьютеров, чтобы сделать запись, ни интернета, чтобы её распространить.

Виктор: Но не было и другого. Теперь вы выбрасываете свой альбом на этот глобальный рынок, а люди больше не хотят покупать диски, да и вообще хотят слушать музыку бесплатно. И вам же надо еще и продвигать свой альбом. На мой взгляд, сейчас стало гораздо сложнее, чем 30-40 лет назад, даже в 90-е. 
Джон: Вы правы. С этим ничего не поделаешь. Но, как я уже сказал, если вы встаете утром и не идете к своему инструменту, вы и не должны, потому что вы просто хотите лучшей жизни. Но если вы должны, если вам это необходимо - вам придется придумать способ пробиться. Знаете же такое выражение: необходимость – мать изобретений? Это значит, если вам это необходимо, вы что-нибудь придумаете.

Виктор: В ходе своего турне вы работаете с потрясающими русскими музыкантами, выступаете в концертных залах... 
Джон: Да, мы играли вчера в московской филармонии. Потрясающе. Очень красивая. Это честь - выступать в таком месте. Да и в основном места, где мы выступаем, очень хорошие. Удивительные рояли, очень теплая публика.

Виктор: Чего вы ожидаете от этого нового путешествия? Какого результата вы ождаете? Новую запись? Впечатления? Может быть, тур по Европе? 
Джон: У меня, на самом деле, очень простые цели. Продолжать становиться лучше, расти, оставаться в добром здравии, успеть на поезд, успеть на самолет и продолжать играть музыку. Вы заглядываете слишком далеко вперед. Сейчас у меня есть ощущение, что мы органично растем. И, по правде говоря, трио всем обязано нашему контрабасисту, Григорию Зайцеву, которому удалось сделать наш невероятный гастрольный график реальностью. Это трудно осуществить.

Виктор: Могу себе представить! Мы с Григорием коллеги. 
Джон: Тогда вы знаете, как трудно объединить гастрольный график с расписанием поездов, самолетов…

Виктор: Это гораздо сложнее с музыкантами-инструменталистами, чем с вокалистами. 
Джон: У нас, кстати, есть вокалистка, Кристина.

Виктор: Из Санкт-Петербурга? 
Джон: Верно. У нас получается замечательное слияние. Трио играет примерно три четверти концерта, и потом она присоединяется к нам в качестве специального гостя. У многих промоутеров складывается впечатление, что мы выступаем в основном как трио, но ведь именно вокал помогает выступлению по-настоящему состояться. И это не секрет: всегда так было. Опять-таки, это тоже часть музыкального бизнеса, часть жизни. Людям нравятся вокалисты. В биг-бэндах всегда были вокалисты. Это не радует, но это факт.

Виктор: Моя позиция очень проста: когда девушка из России начинает петь стандарты, она не знает английского, никогда не была в США, не знает истории джаза и этой культуры. Просто в какой-то момент ей захотелось петь как Элла Фитцжеральд, или Сара Вон. И она начинает копировать, но, конечно, у нее получается хуже, ведь она не Элла. Правда, есть исключения. Если вы действительно влюблены в джаз, вы много времени уделили изучению традиций, корней, вы знаете традицию Нового Орлеана, и традицию бибоп, и только после этого стараетесь найти себя внутри этой музыки как вокалист, то шанс петь эту музыку хорошо у вас достаточно высокий. 
Джон: Это несомненно. Мое сердце тоже принадлежит инструментальной музыке. Это то, чем я занимаюсь всю свою жизнь, и, как вы сказали, есть реальность, в которой вам надо организовывать выступления, туры…

Виктор: Джон, а представьте, что завтра вам предстоит отправиться на Марс на первый межгалактический фестиваль, чтобы исполнять там музыку Чарли Паркера с музыкантами с Альфа-Центавры или звезды Бетельгейзе. Каких трёх музыкантов или записи каких музыкантов вы возьмете с собой? 
Джон: На Марс?

Виктор: Так точно. На Марс. И туда лететь год, как минимум. 
Джон: Записи каких трёх музыкантов я возьму с собой на Марс? Я бы точно взял Баха – "Хорошо темперированный клавир", Кита Джеретта (Keith Jarrett) – он хорошо поддерживает интерес, Майлза Дэвиса (Miles Davis) с составом 60-х…

Виктор: Вы имеете в виду второй великий квинтет? 
Джон: Да, с Хэрби, Тони и Уэйном. Если брать джаз-бэнд, они - олицетворение той эры для меня. Но вообще-то это очень сложный выбор. Просто именно к этим трём я возвращаюсь снова и снова.

Виктор: Мне как-то раз задали схожий вопрос и он мне очень понравился. Я ответил, что взял бы Баха - как и вы, потому что мне нужна эта музыка, чтобы думать. Взял бы Колтрейна, потому мне нужно чувствовать, и я бы взял AC/DC, чтобы веселиться. 
Джон: Ну, я могу обойтись без AC/DC, но Колтрейна я бы точно взял!